Смертность от рака в России стоит на втором месте после смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. В стране ежегодно заболевают раком около 500 тысяч человек, умирают 300 тысяч, из них примерно 100 тысяч — в первый год лечения. На вопросы о состоянии онкологической службы области ответил главный врач ГБУ РО "Онкологический диспансер", главный внештатный онколог минздрава Ростовской области и сопредседатель совета по мониторингу причин смертности в Ростовской области Евгений Эдуардович Глумов. — Какова сегодня статистика по Ростовской области и какой вы её видите лет, скажем, через десять? — С увеличением продолжительности жизни количество онкологических больных будет только расти. Это очевидно: чем дольше мы живём, тем больше "поломок" накапливается в нашем организме. При этом не без удовлетворения могу отметить, что за последние два года смертность от онкологических заболеваний у нас в области существенно сократилась. В прошлом году она составила порядка 160 человек на сто тысяч населения, тогда как по стране эта цифра перевалила уже за 200. Этого удалось добиться благодаря тесной работе с первичным звеном здравоохранения, начиная с фельдшерско-акушерских пунктов. Наибольшая на сегодняшний день смертность среди городского населения — в Таганроге и Азове, а среди жителей районов области — в Тацинском и Мясниковском. Но в онкологии показатель смертности — не единственный критерий адекватности медицинской помощи. Нужно ещё оценивать соотношение между заболеваемостью и смертностью — вот показатель адекватности. — По мнению светил отечественной онкологии, финансирование этой отрасли в России составляет всего 10-12% от необходимого. Очевидно, что финансирование онкологического лечения по программе ОМС не может быть адекватным. Что вы можете посоветовать гражданам, у которых ещё не диагностирован рак? — Да, финансирование онкологической службы не соответствует задачам, поставленным перед онкологами. Требования к службе заоблачные, но денег для их реализации явно недостаточно. Служба финансируется из различных источников, прежде всего это ОМС и бюджеты субъекта и Федерации. Если же мы посмотрим стандарты лечения и рекомендации оказания онкологической помощи, например ассоциации клинических онкологов России, то там это прописано в таком объёме, что государство сегодня не в состоянии выделить столько денег на их выполнение. Что можно посоветовать гражданам? Не доводить до ситуации, когда потребуются дорогие лекарства. Нужно, как это ни банально, вести здоровый образ жизни и регулярно посещать врачей. Вот конкретный пример: при выявлении рака молочной железы на ранней стадии цена лечения — порядка 20-25 тысяч рублей при существующих сегодня тарифах ОМС. Прооперировал — и фактически забыл о проблеме. В дальнейшем эти пациенты только наблюдаются у онколога. Если же патология выявлена на третьей стадии, то цена вопроса — уже сотни тысяч. Это потерянные годы жизни, а то и потерянная жизнь. — Здание онкодиспансера, которым вы руководите, проектировалось более четверти века назад. Раньше он оказывал помощь только жителям Ростова. Десять лет назад учреждение получило статус областного, количество онкобольных возросло в разы, а площади остались неизменными. Как медицинскому персоналу удаётся справляться с наплывом пациентов? — С очень большим трудом. У нас дела обстоят ещё более-менее, а вот Волгодонскому онкодиспансеру просто выделен этаж в городской больнице. Таганрогский диспансер находится в здании бывшего заводского профилактория, которое не соответствует никаким санпинам. В Шахтах изначально строился отдельный корпус, но когда он строился? И рассчитан он совершенно не на то количество населения, которое к нему сейчас прикреплено. В своё время была попытка в рамках государственно-частного партнёрства построить в Азовском районе онкоцентр, увы, она не увенчалась успехом. Связано это, прежде всего, с несовершенством законодательства. Год назад в него были внесены изменения, и сегодня на уровне заместителя губернатора прорабатывается вопрос о строительстве в Ростове мини-центра, где будет несколько линейных ускорителей и пара позитронно-эмиссионных томографов. Но это очень узкий раздел онкологии. Построить же центр, где можно будет и оперировать, и облучать, и лечить, — здесь партнёрство пока не работает. Как справляемся? В Ростове мы большинство коек перевели в дневной стационар и на этой "дневной койке" успеваем оказать помощь двум-трём пациентам вместо одного, как раньше. Это и экономически выгодно, и люди быстрее получают квалифицированную помощь. И работа, что называется, выпучив глаза позволяет нам как-то справляться. — Ещё пару лет назад лишь каждый четвёртый житель области из числа нуждающихся в лучевой терапии мог на неё рассчитывать. В прошлом году вы собирались обновить парк гамма-аппаратов. Удалось ли выйти на федеральные стандарты по оснащению оборудованием для лучевой терапии? — Три новых гамма-аппарата было поставлено в Ростов, Шахты и Таганрог и, соответственно, были заменены три старых аппарата для внутриполостной терапии. Число аппаратов не изменилось, но нам удалось увеличить количество смен. Однако мы никак не приблизились к федеральным требованиям по оснащению радиологических отделений. Сами требования привязаны к количеству обслуживаемого населения, а помимо гамма-аппаратов, которых также недостаточно, у нас ещё должно быть порядка одиннадцати линейных ускорителей. Увы, у нас в областной службе нет ни одного. Примерно 75% онкологических больных должны получать лучевую терапию, а этого нет. — Какова на сегодня ситуация с кадровым составом? Насколько укомплектованы по области штатные должности онкологов и среднего медицинского персонала? — Нужно разделить: онкологи диспансеров — это одно, а онкологи первичного звена — другое. Первичное звено недоукомплектовано, конечно, сильно. В 80 онкологических кабинетах работают только 73 онколога, а должно быть 155. При этом у нас есть территории, где онкологов нет вообще. И всё же благодаря нашим усилиям начали появляться онкологи в поликлиниках Ростова. В своё время они были переведены в штат городского диспансера, но с изменением законодательства городской диспансер был упразднён, и мы сегодня имеем лишь областную службу. Что касается штатной численности онкодиспансера, то тут, слава богу, всё более-менее благополучно. — В России медицинское использование наркотических анальгетиков в пересчёте на душу населения в сто раз меньше, чем в Канаде, и в пятьдесят раз меньше, чем в Европе. В последние годы активно обсуждается вопрос о доступности наркотических препаратов для онкобольных. В области есть положительная динамика в этом вопросе? — Есть, и даже очень положительная. Сейчас в этом вопросе меня больше всего беспокоит косность врачей первичного звена. В программе лекарственного обеспечения есть и трансдермальные анальгетики, и пероральные, их только нужно правильно использовать. Зачастую больным назначаются инъекционные наркотические препараты, это неправильно и противоречит рекомендациям ВОЗ. Сегодня законодательно есть все условия, чтобы выписать больному трансдермальные препараты сразу на месяц. Вместе с тем остаётся проблема — избыточные требования к аптекам относительно хранения наркотических препаратов. Но я не помню попыток ограбления аптек на этот счёт. Да это и бессмысленно: предположить, что кто-то из пластыря с фентанилом извлечёт его в чистом виде, просто смешно. Тем не менее, три года назад требования ужесточились, и около десяти аптек по области прекратили выдачу наркотических препаратов. Сегодня областному минздраву удалось кардинально решить эту проблему. В последние месяцы в муниципальных образованиях, где не было аптек, отпускающих наркотические препараты, открылись пункты их отпуска на базе лечебных учреждений. В ближайшие недели этот вопрос будет решён во всех районах области. — Евгений Эдуардович, не хотели бы вы, пользуясь случаем, добавить что-то от себя лично? — Очень хочу обратиться к инвалидам. У нас в Ростовской области три четверти инвалидов отказались от льгот. Инвалидам дали возможность выбора: либо льготы, либо деньги. Я убеждён, что это было большой ошибкой. Получая несколько сотен рублей, кто-то покупает медикаменты, а кто-то — мороженое внукам. А когда, не дай бог, придёт беда, то просто не хватает денег, чтобы обеспечить себя лекарствами. Если бы не было монетизации, то сегодня, как минимум, мы решили бы половину проблем с дорогостоящими лекарствами в онкологии. Я призываю наших инвалидов задуматься: может, лучше сегодня не положить в карман эти несколько сотен рублей, но быть уверенным, что завтра в случае проблем со здоровьем тебя обеспечат всеми лекарствами, в том числе дорогостоящими.