Странная вещь — жизненный опыт. Никогда не знаешь, где именно доведётся его получить, каков он будет и уж тем более — при каких обстоятельствах представится случай им поделиться… И если кто-то приобретает его, мчась по жизни на лихой тройке или по крайней мере верхом на коне, то мне зачастую едва-едва удаётся вскочить на запятки чьего-то чужого экипажа, который к тому же непременно увезёт меня совсем не туда, куда хотелось бы. В своё время мои башмаки истоптали пороги не одной шахтинской организации, в числе которых оказалась и так часто ныне упоминаемая муниципальная инспекция. Не так давно начальник её управления Игорь Барабаш призвал корреспондентов городских СМИ примерить форму инспектора. При всём уважении к столь радушному приглашению, не могу не сознаться, что в мою душу закралось недостойное подозрение: сия примерка наверняка будет "образцово-показательной". Ну как может русский человек не соблазниться грехом "показухи", когда сей последний, можно сказать, генетически в нас заложен? А потому я категорически вознамерилась поведать об одном дне муниципального инспектора, коим мне довелось побыть в течение ровно этого крайне непродолжительного срока. Тому предшествовало краткое собеседование с начальником одного из территориальных отделов, которое свелось к двум печальным вопросам: готова ли я трудиться за крохотное денежное вознаграждение (были горестно предложены 6 тысяч рублей) и не смущает ли меня необходимость общения с враждебно настроенной публикой. Первый вопрос меня немного огорчил, но, тщательно это скрыв, я ответила на него положительно со всей возможной бодростью; второй откровенно заинтриговал, чего я, наивная, не скрывала при весёлом отрицательном ответе. Подарив мне загадочную улыбку а-ля Джоконда, мой потенциальный босс предложил заполнить куцую анкетку со стандартными вопросами об образовании, семейном положении и опыте работы. Заполняя её, я успела отметить два удивительных факта. Во-первых, стол начальника был вдохновенно пуст — присутствие какой бы то ни было офисной техники или вороха бумаг не оскорбляло блестящей поверхности. Лист анкеты для меня исторгла тощая папочка, тосковавшая на взывающей к обычному учрежденческому захламлению полке. Во-вторых, смущала приветливость руководства и явное намерение принять на работу. Всё моё циничное существо предчувствующе жужжало: "Что-то тут не так!" Вся процедура оценки будущего кадра вместе с заполнением опросной писульки заняла не более 5 минут, после которой прозвучало заветное: "Завтра мы Вас ждём! Приходите, посмотрите… " Словом, в моей жизни это было самое короткое и результативное собеседование, в течение которого моя "яркая индивидуальность" вкупе с прочими достойными внимания начальства качествами — хвала небесам! — не имели ни единого шанса о себе заявить. Собственно день "осмотра" и приобщения начался с рейда, предпринятого двумя очаровательными сотрудницами отдела по самому что ни на есть упоительному поводу: поступила жалоба на безответственных хозяев собак, которые не содержат своих устрашающего вида питомцев на цепи, в результате чего последние разгуливают по улицам, облаивая и кусая прохожих. Задачей инспекторов являлись объезд-обход адресов тех самых несознательных владельцев, доведение до их сведения поступивших жалоб, составление и взаимное подписание протокола при полюбовной беседе (её итогом должно быть осознание вины нарушителем и искреннее обещание исправиться, которые проверяются при повторном рейде) или же фото-фиксация "факта" (съёмка владельца вместе с его злостно непривязанными собаками) для соответствующего последующего оформления и принятия "строгих административных мер". Поставленные цели вдохновили меня чрезвычайно уже по той причине, что я с детства не люблю собак — при полной их взаимности. Однако, скрепя сердце, я покорно побрела за дамами-инспекторами, которых очень хотелось назвать товарищами по несчастью. Холод был в тот злосчастный день именно собачий, элегическая склонность шахтинских окраин к холмистости и труднопроезжаемости очень скоро вынудила нас к пешему скитанию — и это были только цветочки. Ягодки начались в ту минуту, когда одна из тех самых непривязанных животин проявила интерес к полам моего пальто, попытавшись их легонько дружески поскрести. Мои муниципальные спутницы, видя, что их незадачливый стажёр мгновенно изменился в лице и приобрёл оттенок майской зелени, заступились и прикрыли его трясущиеся фланги. Вот так втроём, чем-то напоминая знаменитое трио из комедии Гайдая, где мне отводилась роль, уже блистательно сыгранная Вицыным, мы и подошли к первому домовладению, где обретался один из несознательных граждан. Вернее, гражданка. Впрочем, воочию убедиться в половой принадлежности нарушителя нам не пришлось, поскольку дверей нам никто не открыл — то ли по причине отсутствия, то ли из инстинктивных соображений, навеваемых видом "человека в погонах". Собачий хор за воротами убедил в обоснованности претензий соседки, которая, выйдя к нам, живописала все трудности и опасности существования рядом с импровизированным "собачьим питомником". Однако ничем, кроме сочувствия, тут помочь было невозможно. По второму адресу нас ждала волнительная встреча с мужчиной, у которого "вообще нет собак". Никаких. Ни привязанных, ни непривязанных. А те, что находились в его дворе и во время его прочувствованного монолога периодически выбегали на улицу через щель в заборе, "никакого к нему отношения" не имели. Полюбовной беседы тут не получилось — как и фото-фиксации, а потому оставалась только одна доступная мера — сотрясение воздуха административными угрозами. Возможно, они в какой-то мере и повысили сознательность гражданина, но протокола моим погрустневшим коллегам не добавили и чувством исполненного долга не согрели. Адрес номер три подарил нам изысканное удовольствие от беседы с весьма интригующей особой явно маргинального вида. Почёсывая за ухом пса довольно внушительных размеров, она охотно "пошла на контакт", поведав нам, что документов при себе не имеет, живёт на той улице без прописки, а где прописана — не скажет, протокол подписывать не станет потому, что "принцип есть такой — ничего не подписывать", а собаку обязательно привяжет. Обещание милой дамы слегка ободрило, только отсутствие должным образом оформленных бумаг по-прежнему угнетало моих спутниц, коим было строго-настрого приказано "без протокола не возвращаться". Возвращение было бесславным — или беспротокольным, однако оно всё-таки было возвращением — в крошечный полуподвальный, но тёплый офис, где регистрацией писем-жалоб, ответами на звонки и приёмом факсов занималась ещё одна сотрудница. Отдельного описания заслуживает жалоба, изложенная на трёх листах одним гражданином, в коей он сетовал на то, что ему вовремя не принесли квитанцию на оплату электроэнергии. Каким-то загадочным образом этот прискорбный факт логически им увязывался со скорой погибелью нашей многострадальной страны, ставшей на скользкий путь капитализма, и драматически дополнялся угрозами письменного обращения непосредственно к Президенту Российской Федерации. Одна из сотрудниц в телефонном режиме занялась поиском пропавшей квитанции, и, заручившись обещанием ответственного лица о её доставке "в ближайшее время", позвонила пострадавшему гражданину, дабы заверить его в том, что "по его вопросу принимаются меры". Надо сказать, что каждому поступившему обращению было уделено внимание — порой весьма дотошное. Найти виноватого уже непросто, а уж заставить его исправить оплошность или упущение куда трудней и хлопотней. Приходившие в тот день люди в основной своей массе жаждали получить разрешение на складирование-хранение всяких строительных прелестей — по этому вопросу бумажко-вращательное колесо вращалось споро. И бумаг в этом малюсеньком кабинетике было множество. Часть толстенных фолиантов в пристенном стеллаже была посвящена самой муниципальной инспекции — её образованию, структуре, функциям. Последнее было обозначено чрезвычайно туманно — посредством неимоверно часто упоминаемого слова "благоустройство". Как и обязанности муниципального инспектора, чью должностную инструкцию я осталась изучать в то время, как мои новые коллеги отправились в ещё один срочный рейд. Его тематика была ещё более "лирической" — свалки мусора в ненадлежащих местах… "Освоение" кабинета привело к ещё одному удручающему выводу — подключение к Интернету напрочь отсутствует, а ксерокс живо напоминает о постулате "Старость нужно уважать". Эта техническая беспомощность невольно навела меня на размышления о … безоружном войске. Вообще, весь тот день меня сопровождало навязчивое ощущение бессилия. Оно проклюнулось в "собачьем" рейде — и уже не оставляло. Фронт работы велик — а может быть, даже неогляден. К этой работе отныне приставлены люди — и люди неплохие. Но почему-то хорошее дело выходит всё-таки плохо. Вернее, не очень-то получается оно. Наверное, всё дело в этом слове "благоустройство". Оно в принципе звучит для русского уха крайне подозрительно. Вот "борьба с преступностью" — словосочетание понятное. Ибо в нём просматриваются враг и похвальная деятельность против него, подразумевающая законную кару. А вот с благом что-то не так. Его же нужно "устроить". Очевидно, это не то же самое, что "бороться". Но меры по устройству блага пока всё-таки до крайности похожи на меры по борьбе — штрафы, замечания… И то — если двери откроют.