В последнее время Игорь и Валя много ссорились, и эти ссоры часто касались вопроса воспитания Наташи. Игорь был отчимом Наташи, но баловал её так, как не балуют и родные отцы, а Вале это не нравилось — она считала, что Игорь портит дочь, может быть, даже умышленно. Обнаружив, что Наташа стала воровать семейные деньги, Валя получила лучший аргумент в споре с Игорем.
— Мы, по твоей милости, покупали ей дорогую одежду, кормили одними деликатесами, давали деньги, от домашней работы освободили... И что получили? Воровку! Девке тринадцать лет, а она одета как царица какая-то!
— А что — она должна в рванье ходить, как эти ваши коммунары?
— А почему бы и нет?! Мы — коммунары, быдло, а она, значит, должна быть воровкой, и воровать у родителей?! Всё ведь было, чего ещё ей требовалось? Ты даже ей колечки купил для сисек и пизды.
— Это модно и красиво, что в этом плохого?
— Но она их даже не вставила — боли испугалась! А причёски, туфли, косметика! А в школу почти не ходит, только на постели валяется да по кабакам шляется.
— Не по кабакам, а по ночным клубам. Девочка мечтательная, у неё тонкая натура.
— Тонкая натура, а нахамить — запросто! Тонкая натура — значит, можно воровать?! А не жалко, если в тюрьму сядет — со своей тонкой натурой?!
— Ну что ты?! Она же тихая, женственная... Какая из неё преступница?!
— Не преступница, так наркоманка. Женственная? Да она просто избалована и распущенна донельзя! Матерится хуже пьяного грузчика, да ещё и на мать! Меня ни во что не ставит — я для неё грязь, деревенщина, а теперь до воровства докатилась. Всё! С тридцатого мая я в отпуске; еду домой, и увожу её на всё лето — сама займусь её воспитанием, пока не поздно. Отпуск кончится — Ира мне поможет.
Прежде Игорю удавалось отстаивать свою правоту, но факт воровства оказался слишком серьёзным аргументом, да ещё и не единственным, и он вынужден был уступить. На дачу семейство отправилось даже раньше, чем намечала Валя — 28 мая. Отвезя Валю и Наташу в посёлок на своей машине, Игорь сразу уехал в Москву, не желая принимать участия в дальнейших событиях.
Этот сельский дом в Тверской области принадлежал Вале; в нём она жила с детства до встречи с Игорем, и стала его единственной хозяйкой год назад, после смерти отца. В отсутствии хозяев Валина сестра Ира пользовалась огородом, как своим, поддерживая в нём порядок; работающая в Москве Валя могла приезжать в посёлок только во время отпусков, но продавать дом не хотела, опасаясь слишком сильной зависимости от Игоря с его квартирой. Уже после того, как Валя переехала в Москву, а в доме остался только её отец, там появилась вода, газ и отопление, работающее на газе, что сделало проживание более комфортным — прежде приходилось довольствоваться печкой, мыться в бане и таскать воду с улицы. В установку этого оборудования вложилась и Валя, и её отец; сделали это вовремя — вскоре началась дикая инфляция, и те, кто копил деньги всю жизнь, остались ни с чем. Наташа провела в этом доме первые два года своей жизни, после чего переехала в Москву. Девочка была не выше большинства своих ровесников, симпатичной, слегка полноватой; выглядела на свой возраст.
Осмотрев дом, Валя вытащила из гардероба свой старый сарафан, переоделась в него, включила воду, электричество и газ, проверила газовое отопление и плиту — все системы работали. Дом, пустовавший с прошлой осени, требовал хорошей уборки, и Валя решила сразу включить в работу Наташу.
— Тебе надо — ты и убирайся. Можешь хоть сиськами пол подметать! — заявила Наташа, продолжая валяться в одежде на постели.
Валя ожидала такой реакции, и знала, что надо сразу дать понять дочери, что здесь такие выходки не пройдут. Она принесла грязный халат, силой сняла с девочки дорогое платье, которое терпеть не могла, и бросила его в ведро с водой.
— Пол будешь мыть своим платьем. Надевай халат и начинай уборку!
— Пошла ты в жопу со своим халатом!
— А ты пойдёшь в баню, голой!
— Ну и пойду, голой! — Наташа сняла трусики и швырнула матери, — довольна, коммуняка чёртова?!
— Да, довольна! Сама пойдёшь, или тебя силой тащить?
— Сама пойду! — дерзко ответила Наташа, ещё больше успокоив мать.
Валя повела Наташу в баню; силу применять не пришлось — с чувством морального превосходства невинной мученицы, девочка вошла в предбанник сама.
— Вот тебе ведро для ссанья; будешь тут до утра сидеть, на хлебе и воде.
— Ну и ладно, посижу!
Заперев дочь, Валя отправилась к сестре. Ире было тридцать четыре года, Вале — тридцать один, а их дочери были почти одного возраста. Валя родила Наташу рано, без мужа, а Ира, когда-то критиковавшая за это Валю, сама вскоре потеряла мужа-алкоголика, который замёрз, уснув в канаве, в то время как Валя нашла обеспеченного москвича Игоря. Обе сестры были среднего роста, светлые, без лишнего веса, но Валя имела более привлекательную внешность, чем её сестра, а, кроме того, была умнее.
— Пусть посидит на хлебе и воде, — сказала Валя, рассказав сестре о своей проблеме.
— Нет, это не правильно — на хлебе и воде просто истощает.
— А просто так ей там сидеть, кажется, по фигу. Хотя, это тоже хорошо.
— Нужно что-нибудь получше придумать. На цепь хоть посади, у меня осталась от собаки, — посоветовала Ира.
— У меня же карцер сохранился, куда отец нас сажал! Надо опять туда уголь насыпать.
— Возле дороги полно гравия — когда дорогу засыпали, так и оставили целую горку; можно взять тележку, и привезти.
— Отличная идея! Так и сделаю, а то слишком уж она изнеженная.
Вечером Валя дала дочери хлеб и воду.
— У тебя ещё есть время, чтобы вымыть пол, иначе останешься здесь на ночь.
— Уж лучше я здесь поторчу.
— Торчи, — согласилась Валя, и закрыла девочку в бане.
Закутавшись в старый половик, Наташа некоторое время предавалась размышлениям и фантазиям, затем уснула. Утром мать открыла дверь, разбудила дочь, снова дала ей хлеб и воду, а когда Наташа поела — швырнула ей всё тот же грязный халат.
— Опять этот сраный халат! Хоть постирала бы!
— Потом сама постираешь, а сейчас работать надо. Или я тебя выпорю и оставлю здесь.
Запирая Наташу в заваленном тряпками и деревяшками предбаннике, Валя запирала дверь в баню, поэтому свободного места было мало; спать приходилось на полу, закутываясь в тряпки и половики. Это не оказалось, вопреки ожиданиям Наташи, большим неудобством; наказание напоминало ей приключение, а отсутствие одежды придавало некоторую романтичность. Сидя в бане, Наташа предавалась чувству ненависти к матери, мысленно проклинала её и представляла, как она отомстит за это когда-нибудь, как привяжет в этой бане мать и тётку, и будет каждый день отрывать по кусочку кожи; так будет длиться годами — то-то они помучаются!
— Ну не могу я его надеть! Он гадкий и вонючий! Лучше голой останусь!
— Работай голой.
Наташа вышла из бани, ёжась, прошла по выложенной плиткой дорожке до дома.
— Блядь, холодно! Хоть бы обувь дала!
— Обойдёшься босиком. Привыкай!
Мать дала Наташе сухое ведро; вместо тряпки в нём лежало её любимое платье, которое мать, стаскивая с неё, порвала. Фыркнув, Наташа взяла ведро и пошла наливать воду. Мыть пол она не умела, и Валя, стоя над ней, поучала, тыкала в плохо промытые места, заставляя их перемывать. Грязные брызги с тряпки летели на тело и на лицо; от неудобной позы тело сразу начало ломить. В глаза со лба стекал пот, который хотелось поскорее вытереть, но вытирать лицо грязной рукой Наташа не решалась. Как она ни жаловалась на все эти неприятности, грозившие испортить её внешность и подорвать здоровье, мать не уступала, и к обеду работа была выполнена. На обед мать дала жареную рыбу, бутерброд с маслом и сладкий чай.
Елена Белова
Продолжение можно прочитать здесь: http://anachita.narod.ru/index.htm
Модератор: Begemot
